Здесь меня обнаружат рано или поздно и ликвидируют… Соблазн застрелиться прямо сейчас слишком велик, только что это даст? Избавит от пары дней мучений, все равно умереть придется и, видимо, довольно скоро… Нет, я попытаюсь хоть что-нибудь придумать — может быть выход еще есть, только я его не вижу. Всегда следовал правилу — не видишь табличку с надписью «выход» — должен вспоминать, где видел ее в последний раз. Не получается, тогда приходится соображать — по какому принципу спроектирована ситуация, и где обычно находится «выход». Если ситуация устроена не по типовому проекту, и нет времени блуждать, натыкаясь на стены, — надо думать, как их снести, — сделать «выход» из того, что есть. Хантэрхайм пал, и не осталось ничего… После штурма со стен, с потолков подземного перехода вместе с панелями на нас с Герфом обрушились и звенящая тишина, и осознание безысходности. Наши «защитники» стерли системы. Мы остались в мертвом блокированном городе, среди трупов наших бойцов, среди их постов. Но мы прорвались — пробежали по той невидимой грани между первой и второй фазой операции захвата — штурмом и зачисткой. Не было связи, не было поддержки, не было прикрытия. Но мы прорвались — только мы вдвоем… Для многих это стало новым вдохом нескончаемой борьбы. Для меня, для Герфа — тяжелым испытанием. Бежать по трупам, по крысам, по руинам Хантэрхайма… чтобы биться за Штрауб — до последнего…
Война проиграна, что бы мы ни делали — это уже давно просчитано. Мы проиграли, как только война перешла на второй этап, — Пересмотр Задач. Мы могли только тянуть время и думать, как остановить все это. Не успели. Кольцо оцепления сжимается с каждым днем… Это конец? Конец войны, конец человечества… Озноб бьет от таких мыслей, но ничего другого в голову не приходит. Совет AVRG нашел решение — проект разработан и утвержден. Только на доработки ушла чертова прорва… нам не хватает энергии. А ведь все было рассчитано, предусмотрено… Ну что теперь… Вариантов больше нет. Нам нужна энергия. Отбить рудники и энергохранилища — прорваться к ним силой — и речи быть не может. При таких исходных секретность была нашим единственным шансом.
Одни тупики… Ни ученые, ни расчетчики, ни генералы Совета больше ничего сделать не могут. А что в такой ситуации могу сделать я?.. Отправить штабу отчет крысиной почтой, и весь он будет состоять из одной фразы: «Надежды больше нет, всех нас съедят „медведи“».
Я остался здесь один — ответственность ложится на меня автоматически. Уже сейчас понимаю, что ее не выдержу… Я не могу ничего не делать и сделать тоже ничего не могу!..
Все попытки штаба исправить положение напоминают агональное дыхание умирающего: вроде бы все ясно, и дышать уже не обязательно, но легкие по инерции набирают воздух и с шипением и свистом отпускают его в пустоту. А что я могу сделать?
Я уже не в состоянии удержать позиции в сражении с отчаяньем — пора их менять. Есть только один вариант — это невозможно, но мне придется это сделать, потому что больше уже ничего сделать нельзя…
Стал сползать с белоснежной платформы… Удалось принять, пусть относительно, но все-таки вертикальное положение. «Защитник» протянул мне руку — ухватился за его предплечье, вроде стою… Волны головокружения накрывают с головой, вырываются за ее пределы, захлестывают все помещение… Ничего — это только кажется, что не просто устоять в таком водовороте. Я — его центр спокойствия, а все вокруг меня и так всегда сносится и рушится.
— Тебе рано подниматься — доза высокая, сердце не выдержит.
— Слишком рискованно оставаться. Надо уходить…
— Не сейчас.
— D40, время идет…
— Ты знаешь, что не сможешь вернуться в Штрауб.
— Знаю. Риск — погибнуть на пути к цели, не оправдан целью — принять последний бой Штрауба. Когда есть выбор, его часто не бывает. Я должен завершить задачу — завершить войну в принудительном порядке.
— Ты бредишь.
— Должно быть что-то неучтенное — надо просто подумать.
— Весь высший состав AVRG над этим думает. Я просчитал все варианты действий — Штрауб падет. Ничто этого не предотвратит.
— Ситуация может измениться.
— В схеме нет неучтенных факторов, которые способны повлиять на расчеты. Считай, что все уже кончилось, S9.
— Кончилось?! Штрауб еще стоит! И я не буду ждать, когда он падет! Они всех уничтожат! Всех! D40, ты машина, а я человек! Я не могу ни жить, ни умереть без надежды!
У меня просто крышу рвет! Я действительно не знаю, что делать! Я всегда знал… а сейчас… Человек, знающий что делать, уверенно идет туда, куда ведет его эта уверенность. Я так и шел всю жизнь, даже бежал, не останавливаясь, а тут подсечка и… Теперь я уверен только в том, что не знаю что делать!
— Возьми себя в руки — дезактивируй и опусти оружие.
— Взять в руки?! И держать, пока не остановится дыхание?! Задохнуться от бездействия в своих же руках?! Нет!
Он не понимает, что утопающий хватается за соломинку — пусть и воображаемую! Нервы сыплют искрами — скоро замкнет, а «защитник» только светит мне холодными глазами…
— S9, ты нестабильный, с производственным браком. С такими исходными ты не можешь даже думать об этом.
— Мозг системы — весь высший состав, все S12 AVRG, RSSR, «золотых драконов» — все они заперты в штабе Штрауба, опутаны паутинами непрерывной связи с центральным компьютером, который уже коротит от сложных расчетов! А я здесь! Надо что-то делать, и начинать делать прямо сейчас. Нам некуда отступать!
— Ты не перейдешь даже границ Ивартэна.