— Хотя бы попытаюсь!
— Я не позволю. Я — твой защитник.
— Ты можешь позволить человеку застрелиться, если сочтешь это адекватной мерой! Готовь схемы подходов к Ивартэну!
— Это — не адекватная мера.
— Я все равно погибну — оставаясь здесь, возвращаясь в Штрауб, идя в Ивартэн! Но в последнем случае я погибну не зря!
— Не думаю. Здесь я еще имею возможность тебя защитить.
— Исполняй приказ! Составляй схемы!..
Я навел излучатель на D40…
— Опусти оружие, Фридрих Айнер. Ты бредишь.
— Плевать! Ты обязан беспрекословно подчиняться командиру!
В опровержение моему заявлению «защитник» врезал мне открытой железной ладонью по обожженной щеке. В глазах потемнело. Гул и неопределенные шумы заполнили сознание… Он действенно дал понять, что я только формально командир технической боевой единицы А1.
— Ты не знаешь, что делать потому, что нельзя ничего сделать. Не трать энергию на нервы.
Нервы сдаются последними, как и офицеры. Да, у меня не слишком стабильная психика: был бы я лейтенантом со статусом S9, если бы не производственный брак. Человеку девятого уровня прямая дорога в полковники. После того, как заводы встали, людей S9 почти не осталось.
Сжал кулаки, но голод начинает скрести где-то в горле… Завтра придется выходить на охоту… Надо будет обшарить продсклады других объектов, может что и уцелело. А если нет — тут есть крысы, значит, есть и те, кто ими питается…
Проснулся от того, что сердце разгоняет тишину стуком отбойного молотка. Если кошмары снов и действительности будят объединенными усилиями — пора пробуждаться. Темно, но в окно уже пробивается тусклый предутренний свет, сиреневая дымка окутывает серые руины. Скоро рассвет. Скоро утреннее солнце перестроит Шаттенберг непроглядными тенями. Осматриваюсь… Излучатель у меня под рукой… «Защитник» стоит у окна.
— Есть «открытый» сигнал — меняют патрули. По предварительным расчетам пересечений не будет.
— Иди… Уточни.
— Оставайся на месте.
Замечательно… «Открытый» сигнал — сигнал, поддающийся декодированию. Сколько-нибудь важную информацию так не передают — хорошо то, что они не скрываются на своих территориях. Подобная связь удобна на дальних расстояниях (ментальные передатчики не нужны), но по такому сигналу мы можем обнаружить разведчиков первыми — они нас могут засечь только по ментальному фону, войдя в радиус восприятия. То, что мы вынуждены полностью замкнуться на «закрытой» ментальной связи имеет некоторые ограничения, но сейчас — это бесспорное преимущество.
Подошел к окну… Руины. Зеркало нашей борьбы, их власти, — серое, пыльное, мертвое… Шаттенберг — город теней. Здесь все подчинено строгой геометрии. Город продуман так, что черные тени как бы достраивают серые здания… Это видно даже сейчас, несмотря на то, что Шаттенберг — руины, что солнце еще не взошло…
От большинства строений остались одни каркасы. Из этого окна открывается вид на площадь, окруженную административными зданиями. В центре площади должна была располагаться, по всей видимости, монументальная скульптурная композиция, но сейчас она отключена. Они не тратят энергию на поддержание произведений искусства, а практически все наше искусство бесплотно, виртуально. В Шаттенберге редко встречаются постройки выше сорока уровней над поверхностью земли. Здесь преобладают квадратные или прямоугольные формы, давящие на землю тяжелой надежностью. Я в этом городе никогда не был… Вернее, был проездом — под землей, но это не в счет… Он совсем не такой, как Штрауб, вздымающий над землей башни-копья. Шаттенберг массивен и статичен. Это не Хантэрхайм, с его сияющими ледяными иглами, устремленными в поднебесье… Я помню, как они раскалывались под лучами «медведей»… рушились, впиваясь в наст осколками, но казалось, что они взлетают в белом зареве — исчезают где-то очень высоко — там, куда не поднимаются даже наши истребители… Хантэрхайм — вечно светящий маяк среди ледяных пустынь… Дальше на север только Ивартэн… стоит ледниковым массивом, и кажется, что он медленно продвигается вперед, что он раздавит, разотрет в пыль — заморозит все вокруг. Может быть, мне так кажется только потому, что Ивартэн — Центр этой наступающей, теснящей нас силы… Может быть, раньше мощь Ивартэна казалась защитой…
Уселся на подоконник, стряхнув осколки… Они тихонько зазвенели где-то внизу, у подножья корпуса, упирающегося в землю с такой силой, что его подземная часть становится чуть ли не видимым продолжением этих усилий. Есть больше нечего — хреново. Не нашел ничего, чем можно было бы почистить сапоги — еще хуже. Теперь надо разобраться с ошейником — все настройки полетели… Я и без техники могу вычислить объект по фоновой ментальной активности, но не всегда получается четко его определить — для этого требуется очень высокий уровень сосредоточенности. Загрузил ошейник на обнаружение… что-то с ним не то… Мне нужны данные людей и техники, а крысы меня совсем не интересуют. Они засоряют голову точными координатами кишащего местоположения и векторами снующего движения… Ошейник их не отключает. Стараюсь не замечать подробные схемы, но не выходит. Еще и зашумление прибавилось. Шумы и… не понимаю, что это… помехи какие-то. Беспорядочные крысиные мыслишки… Крысы используют речевые формулировки?! Они — разумны! Что это за крысы такие?! Сколько же мы всего натворили! Даже уследить не за всем можем!
D40 говорил, что они побочные продукты Эры Порядка, а я этому должного значения не придал… Ладно, сейчас не до этого. Что с ошейником?.. Он загрузился в качестве «всевидящего» и «всезнающего» и грузит меня мыслями крыс… простыми, переданными, принятыми… Не понимаю, как это получилось… Я никаких настроек не задавал. Ошейник — сложный электронный мозг. И он дает серьезные сбои! Настроился на ментальный фон незаданного объекта, то есть крысы, выделяет незаданные сигналы и передает мне с уже взломанными кодами! Из этого ясно только то, что крысы не блокируются — не сбивают коды сигналов. Их простенькие мысли открыты для всех, кто находится в зоне восприятия, и кому не лень определить принцип кодировок. «Открытые» сигналы… Разумные существа всегда блокируют мысли… а эти крысы. Вообще считается, что разумных зверей нет — мы их не делали, не запускали. Ну что теперь…