Тишина уши режет. Слышно, даже как Кот чешется. Расчесываю пальцами уцелевшие волосы — больше не выпадают, но там где выпали — не растут. Меня одновременно переполняет не примененная энергия и придавливает депрессивная усталость. Пытаюсь заснуть… Из полудремы снова всплывает Хантэрхайм… в небо уходят столбы дыма, и падает снег…
Открыл глаза от напряженного ожидания сигнала тревоги. Всматриваюсь в осветительную панель под потолком, не пробежит ли по ней синий свет — угроза воздушного штурма… Застегнул поясную портупею, вышел в коридор… Центр управления пуст — никого, объект молчит, сеть отключена. Покинул сектор. Подъемники стоят — спустился по лестнице. В открытые двери намело снега — он прополз в пустой зал и заледенел то ли тянущимися ко мне руками, то ли хищными клыками… Остановился на границе льда — на льду стоит мой старый друг… его лицо заковал иней — он погиб до того, как пал Хантэрхайм — погиб в бою за порядок в пределах его границ… Я вышел за ним из знания, не отбрасывающего тени в сияние города. Перед нами простирается Хантэрхайм — ледяная пустыня. Черная шинель полковника службы внутренней безопасности рвется за ветром… я придерживаю фуражку, а колючий снег бьет в лицо крепнущими порывами… И мне и Скару суждено остаться здесь… И мне, и ему довелось увидеть лицо врага — понять, кто наш враг, от которого мы не уберегли ни внешние, ни внутренние границы…
Излучатель под правой рукой, наплечный ремень под левой… Где-то на границах сна ветер еще нагоняет на Хантэрхайм снежные заносы, а я уже стираю с висков испарину… На подушке вместо Кота спит Крыс-передатчик.
— Кот! Хватит дурить, вылезай. Под кроватью нет ничего интересного. Теперь там даже пыли нет. А если ты так уборку делаешь, то похвалы не заслуживаешь — не расторопно.
— Айнер, мне очень страшно.
— Завтракать будешь?
— Мы же не умрем?
— Умрем — вопрос только, когда.
— Не сейчас…
— Думаю, нет.
— Точно?
— Нет, не точно.
— Я тогда здесь посижу.
— Как знаешь, но не уверен, что это надежное укрытие. Лучше полезай под стол или еще в какой-нибудь пыльный угол — и тебе, и мне польза будет.
Распечатываю завтрак…
— Айнер, я хочу, чтобы ты знал — это так, на всякий случай — мы людям не враги.
— Об этом мне и без тебя известно — люди сами себе лучшие друзья, как и враги.
— Это из-за нас все так будет?
— Еще неизвестно, что вообще будет. Но что бы там ни было — будет из-за нас. Из-за меня.
— Точно?
— Да. Мы эту кашу заварили, нам и расхлебывать.
— Кашу расхлебывать и я не прочь.
— Наша каша с душком ответственности — она тебе не понравится.
— Почему?.. Мы ответственности не боимся…
— А чего вам ее бояться — вы ее не брали.
— Не брали… Мы знаем такой закон — взял — неси. Крысу нести не тяжело, когда съешь, но тут-то совсем не то… Отец говорит, что ответственность взять не так-то и просто — это тебе не крыса — нужно ее понять, принять…
— Люди тоже так говорят, вот только… Мы считаем — сейчас впутаемся во что-то, а потом посмотрим и что-нибудь придумаем, если что-то пойдет не так. Понятное дело — легче впутаться во что-то еще, чтобы выпутаться, нежели отказываться от чего-то. Вообще, понятиями такого порядка манипулировать довольно просто…
— Что это значит?
— То, что если вариться в своей каше, ни о чем не думая, так и свариться можно…
— Я не понял.
— Давай лучше завтракать.
У всех этих зверушек (не знаю как их и называть) в голове что-то свое… Коты не такие глупые, какими иногда кажутся, и не такие умные, какими тоже иногда кажутся. И как это можно понять? Они непосредственны и не очень последовательны в мелочах, но какой-то общий стержень есть у всех них…
Кот вылезает из-под кровати — на меня смотрят желтые кошачьи глаза, кончик хвоста подергивается… Он кот — его голова кишит кошачьими мыслями… Одиночество обрушивается на меня, как глыбы льда, отколовшиеся от ледяного массива, который собирается меня погрести. Люди еще живут — живут, как заживо погребенные, и я должен просто ждать, когда их не станет. Они уже мертвы… и знают это.
Заварил ароматный черный кофе. В чашке поднялась тоненькая пенка — расползается, заволакивая прозрачность, и тает. Осознание неизбежности приходит по частям… До меня вдруг дошло, что не останется ни Штрауба, ни Ивартэна, ни Шаттенберга… Наши города, руины наших городов — исчезнут, истлеют, их разрушат холод и засуха, дождь и ветер. Встанут машины, «небесные хищники» прервут полет — и больше не поднимется ни один истребитель… Кончится война. Мне страшно от того, что кончится война?.. Не останется ничего, что я знаю, к чему привык, что люблю… Я никогда больше не увижу людей, не услышу их голосов и знакомого языка. А Штрауб… Штрауб готовится принять последний бой… Последний бой и больше ничего… Но этот бой заберет все их силы, откроет дорогу, даст время — даст возможность отстоять свое будущее тому, что мы так долго угнетали — жизни.
Допиваю кофе… Притихший Кот лег на край постели и положил голову на вытянутые передние лапы.
— Не кисни, Кот. Иди погуляй…
— Я с тобой останусь. Знаешь же, что коты — существа независимые…
— Вот и иди — поброди где-нибудь сам по себе.
— Ты меня так просто не прогонишь — я хочу остаться.
— Значит придется мне твою свободу выбора ущемить — надо будет, за хвост.
— Айнер, но ты же будешь документы подделывать. Всегда хотел узнать, что это — документы.